Сборник "От легенды до легенды", последние рассказы

[Nadia Yar]

Глеб Паршин, «Хмурая пятница»

Юмористическая городская фэнтэзи о сражении компании домовых, волшебных существ и магов против старого, злобного, очень опасного колдунишки. Длинновато, чёрного юмора надо больше, но в качестве отдыха ума пойдёт. Я, правда, не знаю, зачем _читать_ ради отдыха ума, почему бы не послушать музыку или не посмотреть сериальчик, это лучше разгружает. Может, людей воротит от шума, а с книгой спокойно. Я, тем не менее, лучше бы на прогулку пошла. Может быть, поэтому у меня нет ни малейшего вкуса к юмористической фантастике. А может быть, потому, что на первый взгляд занятная юморастика лишает сказочный, фольклорный и мифологический материал всего, что в нём привлекает – магической архаической глубины с сакральным оттенком. Я разделяю точку зрения Крылова по этому вопросу.

Но персонажи у Паршина ничего, есть вполне колоритные.


Ольга Голотвина, «Это мои герои!»

В начале писательской жизни герой, тоже автор, сооружал «плохие концы» жести ради. Чернушник был, а ля Джордж Мартин – правда, почище. К концу писательской (и биологической) жизни он подобрел, размяк, и собственные «молодые» тексты повергают его в ужас, вырывают вопль протеста – да как же я мог эдак ни за понюшку героев морить? Это ж мои герои! Щас я исправлю, спасу от смерти, перепишу всё! НЕ ДАМ!

А над конструкцией – ещё один такой же уровень. Можно так бесконечно, и рефлексировать над вопросами жизни-смерти героев тоже можно без конца. Приятно бывает пофилософствовать над теоретическим «правильным автором», «правильной книгой». Пара вопросов.

1. Как можно спасти героя уже написанной и опубликованной вещи? Если по тексту он погиб и читатели это прочли, поезд ушёл – это уже не только «мои», авторские герои, они вместе со своей судьбой уже поселились в душах других людей – если, конечно, герои стоят того, чтобы читатель их помнил. Мартин может, если захочет, сколько угодно раскаиваться на смертном одре и переписывать ПЛиО, но Эддард и Робб Старки от этого не оживут. Они отмечены как мёртвые в умах миллионов людей, их смерть этими миллионами засвидетельствована, пережита, они безнадёжно мертвы. Герой рассказа что, никогда не публиковался? Или бездарен и давно забыт?

2. Почему ряд людей полагает, что автор каждый раз _решает_ «убить» героя? Автор часто свидетель смерти, не более. История является, как сполох, враз, и вот они (например) узлы: исток, конфликт, смерть одного героя, смерть второго, а этого, о чудо, воскресили, этот остался жив, у этой власть, у того ребёнок, а эти себе заработали коллективный кирдык. Все узлы – это сцены, вплоть до окровавленных рук убийцы, который миг спустя умирает тоже. Как освещённые вспышкой. Я, автор – свидетель. Некоторые вещи я могу решать, и _иногда_ это жизнь и смерть персонажа.

3. Необязательного хорошего. У Голотвиной герой-автор «убивает» пером безобидных или безвинных, которым легко сострадать, хочется пожелать победы и счастья. А как насчёт решения по персонажу неоднозначному или злому? Я вот сейчас пытаюсь решить, убьёт ли моя героиня вассального своего дикарского князя за человеческие жертвоприношения, бандитизм и паразитизм не совместимых с умом масштабов. Или же пожалеет, в живых оставит, пусть себе дальше режет людей. Увлекательная задачка. Этическая

«Я был молод, когда писал её [книгу]. Мир казался мне беспощадно жестоким. Теперь, прожив столько лет, я знаю, что жизнь добра, а люди милосердны.» Ну и когда этот автор был прав? Никогда, либо где-то в не отмеченном им самим промежутке меж этих двух глупостей, очевидно. Что касается меня, то и чернуха, и слащество очень претят. Судьба героя должна быть не хэппи и не бэд, не из этого следует исходить. Она должна быть _подходящей_. Суммировать опыт, выражать идею, раскрывать тему.

В общем, задел меня этим раскладом этот рассказ.
_________________________

Теперь из сборника непрочитанным у меня остался только "Vive le basilic!" Камши. Предвкушаю