Это было в Киеве летом 1941 года, в самом начале оккупации. В последнее время по городу бродила пара юродивых - мать, серенькая, как мышка, вся в тёмном и в платочке женщина, и её взрослый сын. Парень был мусульманин. Славянин, украинец или русский, но молился аллаху. Он ходил, проповедовал, и когда я его увидела, мне стало ясно, что он, может, умом немного и не в себе, но не юродивый, он - что-то другое. Потом он заговорил со мной и заговорил с Богом, и Бог говорил с ним. Я это слышала и поняла, что он пророк. Настоящий, как в ветхозаветное время. То, что он был мусульманин, не играло роли, для Бога это было неважно. Вера этого человека, как бы он сам её ни называл, была истинной, и мне почему-то вспомнилась "Евразийская симфония", и я подумала, что ван Зайчик прав.

Потом этот парень исчез. Это было в те пару дней, когда немцы уже пришли, но "все жиды города Киева" ещё не были убиваемы в Бабьем Яру. Пророк пропал с киевских улиц. Одни говорили, что его, как умалишенного, забрали немцы, другие - что это были не немцы, а их помощники, украинские националисты. Он им чем-то не угодил.

Я знала, что предстоит городу в ближайшее время. Стоял вечер, небо алело и было холодно, будто настала поздняя осень. Очень красиво, но в небе сочилась кровь. И Бог сказал: "Если люди убьют Моего пророка, Я нашлю на страну и город ужасные кары." Глас Бога был в небесах, над городом и повсюду. Я ответила Ему, глядя в небо: "А когда здесь творилось всё то, что творилось в последние годы, Ты кары не насылал? Тогда не шли её и сейчас, нам и так предстоит ужасное." Но я поняла, что оккупация и есть эта Божья кара.


***

Гораздо позже - я уже вернулась в Гамбург, в своё, наше время - я стояла на кухне и мыла посуду, когда вдруг зазвонил телефон. Звонок быстро оборвался. Потом позвонила моя мать. Она была в ярости, потому что какая-то аферистка из наших же эмигрантов обзванивала народ и пыталась всех шантажировать, чтобы они шли работать на её нелегальный завод - сигареты там делать, что ли. Работа была по ночам. Мама сказала, что она эту суку убьёт за одну только попытку угрожать мне и брату. Я ответила: "Спокойно, мам. Если ты хочешь кого-то ради меня убить, убей тех, кто этого действительно заслужил. Тех, кто совершил всё это ужасное зло, из-за кого я помню всё то, что помню. Только этого нельзя сделать, они давным-давно умерли, они в аду. А звонок - просто ерунда. Тоже мне, баба бредит. Это меня нимало не беспокоит."

Я вытерла посуду, руки и вышла на балкон. Небо опять было воспалено. Я смотрела на город и размышляла, а не наняться ли правда на этот дурацкий завод, всё-таки подработка, тем более что я так или иначе не сплю по ночам. И что надо бы перечитать ван Зайчика.