1. Эти книги, а также масса фанфиков и описанный в них мир навевают какой-то гипноз, будто видишь и правда другую Европу, другую Землю. Поклонники и антипоклонники цикла написали по мотивам уже столько, с такой любовью, ненавистью и страстью, что жизнью наполнился бы даже скелет динозавра. Теперь оно почти настоящее, в лицах, в землях, в сотнях лет своей истории. Почти уже без почти. Будто протяни руку — коснёшься.
2. Если талиг — как бы французский, а кэналлийский — как бы испанский, то это довольно близкие языки. Как русский и польский. (Пример.) Прожив пару месяцев в доме Алвы, Окделл должен был научиться неплохо понимать кэналлийский. Вот говорить на нём — другое дело.
3. Про этого вашего Бермессера. Ларчик открывался просто: этот человек не бездарен, он мог бы быть приличным адмиралом, но у него паническое расстройство. Его трусость — не просто черта характера, но и результат неадекватно высокого выброса адреналина в триггерных ситуациях. (Заметьте, слово "триггерных" здесь используется медицински правильно, а не как у дегенератов.) Приступы случаются не каждый раз, когда что-то идёт не так, но достаточно часто, чтобы в ряде решающих моментов парализовать волю. В этом состоянии человек пытается укрыться от проблемы под ближайшим камнем и ещё накидать сверху глупостей и/или подлостей, чтобы получше замаскироваться. Итог — репутация труса. Он действительно трус, низкий и подлый, но под этим физиология. В условиях раннего XVII века с ней ничего нельзя сделать. Это не лечится.
И, кстати, необязательно помешает встретить смерть достойно. Внешне приступ бывает не виден, человек не воет и не трясётся; плюс перспектива прямщас умереть лёгкой смертью может его и не вызвать.