Catilinarische Existenz
Я в предыдущем сообщении процитировала наспех сделанный собственный перевод пассажа из статьи Кинга "Myth, Belief, Faith, and Ripley's Believe It or Not!", предисловия к его сборнику "Nightmares and Dreamscapes". Я его сделала потому, что процитировать "официальный" перевод было бы невозможно - он до неузнаваемости перевирает соответствующую часть статьи. Оригинал:
Вот что из этого сделал АСТовский переводяшка (не знаю, как его звать, и знать не желаю):
А вот мой перевод, более точный:
Что называется, найдите пять отличий, в совокупности полностью меняющих смысл абзаца.
За годы, которые я провела в Германии, эта страна лишь однажды непосредственно заставила меня плакать без какой-либо вины или моих собственных внутренних оснований. Это было во второй половине 90-х. По телевизору показывали моего любимого второго "Терминатора", фильм, который я ещё на Украине знала по кадрам. Я решила посмотреть его на немецком и до сих пор жалею об этом - фильм был невероятно изуродован ножницами политкорректных ублюдков, которые вырезали из него почти все сцены насилия в угоду царящему либерастическому маразму. Из "Терминатора"-то!
Этот антисинематический вандализм был так ужасен, от него было так обидно и больно, что я заплакала. Ранили меня, конечно, умышленно, из соображений идеологического воспитабля, я это прекрасно поняла и затаила злобу. Гнусные перевирания, которые то и дело попадаются вместо переводов, на первый взгляд вроде бы не относятся к таким плевкам в душу. Издательство просто берёт переводчика подешевле, где тут идеология и воспитабль, это ведь просто жадность, да?
Или нет?
Или же это всё-таки идеология жадности, позволяющая ставить незначительный рост прибыли выше правдивости перевода и целостности переводимого текста? А может, идеология (она же "теория") классического интеллигентского перевода, гласящая, что исходник можно и нужно перевирать как угодно, лишь бы результат был гладок по Норе Галь?
По-моему, так.
Юность прошла, наивность завяла, и мне давно не больно от таких уродств. Нет и обиды (за себя; я-то читала в оригинале). Что у меня есть, так это редкостная злопамятность и вообще очень долгая память на всякую дрянь, которая портит мне ноосферу, но буду гуманна и пожелаю переводяшке всего лишь лучей поноса вместо плетей и пожизненной ссылки в колхоз времён до застоя, кормить свиней. Жадобы из АСТа - другой вопрос. Я его, между прочим, уже освещала.
Жаль, что приличного перевода Кинга ищи-свищи, это обидно, когда хочется почитать его на родном языке, на русском. Но у меня есть английский, в конце концов. Я его знаю практически как родной. А как с этим у всех остальных русскоязычных любителей иностранной литературы?
The leap of faith necessary to make the short stories happen has gotten particularly tough in the last few years; these days it seems that everything wants to be a novel, and every novel wants to be approximately four thousand pages long. A fair number of critics have mentioned this, and usually not favorably. In reviews of every long novel I have written, from The Stand to Needful Things, I have been accused of overwriting. In some cases the criticisms have merit; in others they are just the ill-tempered yappings of men and women who have accepted the literary anorexia of the last thirty years with a puzzling (to me, at least) lack of discussion and dissent. These selfappointed deacons in the Church of Latter-Day American Literature seem to regard generosity with suspicion, texture with dislike, and any broad literary stroke with outright hate. The result is a strange and arid literary climate (...)
(с)
(с)
Вот что из этого сделал АСТовский переводяшка (не знаю, как его звать, и знать не желаю):
Прилив веры, необходимой, чтобы сочинить рассказ, в последние несколько лет становится все большей редкостью: все хотят писать романы, причем не меньше чем на четыре тысячи страниц каждый. Это явление отмечается многими критиками - как правило, с тревогой. В рецензиях на все мои длинные романы - от "Противостояния" до "Необходимых вещей" - меня честили за их избыточный объем. В ряде случаев критика была обоснованна, в других это было не что иное как злобные вопли мужчин и женщин, которые с непонятным (для меня по крайней мере) единодушием твердили о полнейшей безвкусице литературы последних тридцати лет. Эти самозваные служители Церкви святых последнего дня, предрекающие конец американской литературы, воспринимают великодушие с подозрительностью, увлекательную фабулу с отвращением, а всякое удачное произведение - с откровенной ненавистью. В результате в литературе сложился странный пустынный климат (...)
А вот мой перевод, более точный:
Прыжок веры, необходимый, чтобы создавать рассказы, в последние несколько лет становится всё труднее: нынче всё, кажется, хочет стать романом, а каждый роман стремится к четырём тысячам страниц. Это отмечают многие критики, и обычно неодобрительно. В рецензиях на все мои длинные романы - от "Противостояния" до "Необходимых вещей" - меня обвиняли в избыточности. В некоторых случаях критика дельная; в других это не что иное как брюзгливое тявканье мужчин и женщин, которые принимают как должное литературную анорексию последних тридцати лет с загадочным (по крайней мере для меня) отсутствием разногласия и обсуждений. Эти самозваные служители Церкви Американской Литературы Последних Дней воспринимают великодушие с подозрительностью, богатство с отвращением, а всякий широкий литературный мазок - с откровенной ненавистью. В итоге у нас царит странный засушливый литературный климат (...)
Что называется, найдите пять отличий, в совокупности полностью меняющих смысл абзаца.
За годы, которые я провела в Германии, эта страна лишь однажды непосредственно заставила меня плакать без какой-либо вины или моих собственных внутренних оснований. Это было во второй половине 90-х. По телевизору показывали моего любимого второго "Терминатора", фильм, который я ещё на Украине знала по кадрам. Я решила посмотреть его на немецком и до сих пор жалею об этом - фильм был невероятно изуродован ножницами политкорректных ублюдков, которые вырезали из него почти все сцены насилия в угоду царящему либерастическому маразму. Из "Терминатора"-то!
Этот антисинематический вандализм был так ужасен, от него было так обидно и больно, что я заплакала. Ранили меня, конечно, умышленно, из соображений идеологического воспитабля, я это прекрасно поняла и затаила злобу. Гнусные перевирания, которые то и дело попадаются вместо переводов, на первый взгляд вроде бы не относятся к таким плевкам в душу. Издательство просто берёт переводчика подешевле, где тут идеология и воспитабль, это ведь просто жадность, да?
Или нет?
Или же это всё-таки идеология жадности, позволяющая ставить незначительный рост прибыли выше правдивости перевода и целостности переводимого текста? А может, идеология (она же "теория") классического интеллигентского перевода, гласящая, что исходник можно и нужно перевирать как угодно, лишь бы результат был гладок по Норе Галь?
По-моему, так.
Юность прошла, наивность завяла, и мне давно не больно от таких уродств. Нет и обиды (за себя; я-то читала в оригинале). Что у меня есть, так это редкостная злопамятность и вообще очень долгая память на всякую дрянь, которая портит мне ноосферу, но буду гуманна и пожелаю переводяшке всего лишь лучей поноса вместо плетей и пожизненной ссылки в колхоз времён до застоя, кормить свиней. Жадобы из АСТа - другой вопрос. Я его, между прочим, уже освещала.
Жаль, что приличного перевода Кинга ищи-свищи, это обидно, когда хочется почитать его на родном языке, на русском. Но у меня есть английский, в конце концов. Я его знаю практически как родной. А как с этим у всех остальных русскоязычных любителей иностранной литературы?
