
Нравится президент Сноу. В фильме он тоже впечатляет, но это немного другой персонаж: высокий, импозантный седой красавец, а ужас в том, что он похож на Линкольна. Массовый рабовладелец, шеф погонщиков гладиаторов на арену местного Колизея похож на президента-освободителя, "отца Авраама". Сноу - "тень" Линкольна, "тёмный" его вариант: он тоже сохраняет целостность нации, но не за счёт сознательной добровольной жертвы свободных граждан в очищающей войне против декадентов-рабовладельцев, а за счёт обращения большинства граждан в бесправных рабов, убиваемых на арене на потеху столичным декадентам. Американцев всё это должно будто по голове лупить - Линкольн для них священен.
Президент Сноу в книгах похож на опповское представление о Путине. Это низенький, неприятный, холодный старый упырь со змеиным взглядом, свойственным тирану искажённым чувством долга и, кажется, болезнью, которая скоро его угробит. Сама по себе параллель с ВВП, пусть даже в таком искажённом виде, не могла не настроить меня доброжелательно по отношению к этому персонажу, да и автор устами Кэтнисс открыто признала, что президентом руководит чувство долга. Посмотрим, оправдает ли Сюзанн Коллинз этот кредит доверия или скатится в примитив. Пока что все её персонажи, от элиты Капитолия до последнего рабочего в 11 округе, показаны как жертвы системы в той или иной форме. Могу себе представить, какими словами Сноу мысленно кроет эту систему, которую он унаследовал от предшественника и вынужден сохранять. Если, конечно, он позволяет себе материться хотя бы в мыслях

На тот момент, когда Сноу явился к Кэтнисс с головомойкой, ситуацию ещё можно было исправить, и очень просто: объявить, что в следующие Игры идут только добровольцы. Никто не потерял бы лицо, потому что эти Игры так или иначе должны быть исключительными: юбилей же, три четверти века, готовится что-то неожиданное и грандиозное. Объявление о наборе добровольцев разрядило бы напряжение в округах, тогда как воркование влюблённых голубков с телеэкрана никак не могло это сделать, Сноу заранее ставил на битую карту. Странно, что никто из действующих лиц не додумался до такой возможности, как будто все они верят, что Игры и Жатву для них можно проводить только по одной схеме. Вообще роль Игр, их аспектов и церемоний в обществе Панема описана неубедительно: чтобы использовать их таким образом, надо, чтобы народ хотя бы отчасти во всё это верил. Верил в необходимость Игр в данной форме. Такая вера объяснила бы и промах Сноу, и тот факт, что очевидного решения никто не видит. Герои не видят его потому, что не представляют себе изменения ритуала. Сами они могут этого не понимать, но читатель почуять обязан. Здесь Коллинз немного недоработала.