Сердечное авторское спасибо участникам дискуссии про Сталина . Особенное спасибо, как водится, Могултаю, а также японцу по имени Химаруя, создателю "Хеталии", у которого я попёрла нескольких персонажей (чем в этом плане и ограничилась: рассказ - не фанфик).
Это рассказ о мальчике, который ждёт отца с войны, мучаясь страхами и играя в "стрелялки". Это рассказ об идентичности, истории и крови, о нашем прошлом и его оценках. Рассказ о выборе.
Ещё одна история - идея - глюк. Название по-немецки означает "Орион-Светоносец" и выдержано в стиле названий аниме. Помните все эти утопии начала/середины ХХ века, где помудревшие люди строят светлое будущее на Земле, а потом летят освобождать от феодализма и рабства иные миры и строить колонии на Луне, Венере и Марсе? Вот это оно. Только мрачно.
...Его имя Орион. Он - владыка Марса (привет от Бэрроуза, ага), повелитель и направляющий дух Красной Республики, основанной коммунистическими колонизаторами, которые подчинили, дисциплинировали и вывели на высокий культурный уровень примитивные марсианские племена. Абсолютное большинство граждан КР - марсиане или метисы, но расовых конфликтов там нет. Орион вообще не знает, что это такое, а если бы и знал, он бы их у себя не допустил. Общественное устройство КР напоминает нечто среднее между Республикой Южного Креста и государством инков. ГУЛАГов и репрессий там нет, потому что они не нужны. Мозги населения и так идеально промыты. Марсиане оказались гораздо более подходящим материалом для идеального коммунизма, чем люди Земли.
Орион помнит, как он был рождён. И от кого. Он помнит собравшиеся у механической колыбели тени - лица тех, о ком он привык думать, как о своей семье. Он помнит жестокий, мудрый, божественный лик Отца Народов. Он помнит лицо своего отца, того, из чьей воли и крови его слепили, словно гомункулуса - голема? - каббалисты и доктора. (Безбожные эксперименты и кровавые ритуалы? Сионские мудрецы и еврейские врачи? Бесопоклонство и изуверство, пентакль и пирамида-мавзолей? Наука и каббала? Почему бы и нет? В качестве фантастики всё это очень даже смотрится. Можно использовать как материал, если знать меру. Главное, материал с реальностью не путать.)
Орион знает, что оба его отца мертвы - божественный и земной, духовный и плотский, смертный - и тот, кто мог бы жить бесконечно. Он знает, что ответственная за эту последнюю смерть тварь подгребла под себя всю Землю и не сегодня-завтра явится за ним. Ресурсы-то выходят, особенно если тратить их _так_, и Земле нужен новый лебенсраум. Для Ориона война против убийцы отца - не просто вопрос мести и вопрос чести, а вопрос жизни и смерти. Если Красная Республика падёт перед армиями землян, её безнадёжно коммунистическое население станет жертвой тихого решительного геноцида, а убийцы унаследуют инфраструктуру. По крайней мере так считает Орион. Подобно обоим своим отцам, он не из тех, кто позволяет наблюдениям и фактам сбить себя с толку. Кроме того, он боится землянина. И очень правильно делает.
Он не один такой красивый и умный на космополитической карте. В сухих каменных городах под герметичными куполами Луны со своими людьми живёт Лич. На самом деле его имя Лихтер (Liechter), но все зовут его только Лич. То есть "ходячий труп", Leiche. Луна - колония нацистов, её обитатели - потомки избранных "арийцев", колонистов из Третьего Рейха. Эта стерильная, бледная, бедная цивилизация - единственное оставшееся наследие разгромленного на Земле гитлеризма. Созданный из крови лучших из лучших, отборнейших членов СС, Лич бледен, как сама Костлявая, и так же беспощаден. У него полупрозрачные красные глаза, а волосы белы, как лик утопленника. Создатели изъяли из его облика весь пигмент, и на результат страшно смотреть, но это не единственная причина, по которой он получил своё прозвище. Даже не главная причина.
Орион думает, что же ему делать, и понимает: его единственный шанс выжить (и, как говорят на Марсе, поставить мир на место) состоит в том, чтобы вступить в союз с Личем и разгромить Землю. Но можно ли доверять Личу? Как бы не получилось так, что лунный зомби, вместо того, чтобы лезть в драку с опытным и могущественным земным убийцей, вероломно нападёт на Красную Республику, чтобы истребить её элиту, поработить население и использовать ресурсы Марса для выполнения когда-то заданной ему _его_ "божественным Отцом" миссии - для достижения вселенского господства. Прецеденты были. Может быть, лучше сначала объединиться с грозным землянином и ликвидировать Лича, заодно добравшись до устрашающего тайного оружия, которое по неподтверждённым но упорным слухам разрабатывает Луна - а потом, не теряя времени, доработать это оружие и нанести удар по временному союзнику? Освободить наконец народы Земли - принести им равенство и братство - справедливость и славу - свободу и волю - сделать всё то, на что не хватило сил у отца? Убить убийцу?
Не думайте, что Орион - законченный мерзавец. Он просто параноик искренне уверен, что у него осталось два выхода - вышеописанные - или Республику уничтожат.
Вполне возможно, он прав.
Или нет?
______________________
Никто иной как Лихтер назвал Ориона Светоносцем. Это был отнюдь не комплимент, но с точки зрения самого Ориона это верно, и он принял прозвище, полученное во время одного из их первых сеансов связи. Он в принципе уважает Лихтера. Просто - "судьбой предначертано, что мне придётся его убить". В этой истории Лихтер неожиданно вызывает у меня большое сочувствие. Его создатели здорово дали с ним маху: они не оставили в нём ничего иррационального, а значит, он не смог бы быть тем, кем желал его сделать его "Отец", даже если бы захотел. Но он и не хочет. На самом деле Лихтер - рациональный релятивист в Могултаевой традиции, но у него нет ни малейшего шанса хоть кого-то в этом убедить. Он и не пытается. Орион заведомо ожидает от него лжи и воспринимает все примирительные слова и поступки как военную хитрость - и готовится к войне, тем самым вынуждая Лихтера тоже готовиться к ней - а землянин... Ему, Убийце, просто не нужен вменяемый Лихтер-релятивист. Ему нужен Лич, ходячий труп-людоед, исчадие старого, знакомого, несомненного, давным-давно заклеймённого дьявола. Ему нужно легитимное основание для убийства.
Списки внеклассного чтения для евразийских детей Царствия почти не пересматриваются. Они лишь пополняются, и те книги, которые Министерства образования считают самыми важными на данный исторический момент, выделяются в ежегодном циркуляре жирным шрифтом. Роман "Безупречный и Лис" то попадает в число выделенных книг, то нет. Во всяком случае, Саша Плятэр этот роман прочёл - не в 15 лет, перед десятым классом, как рекомендовано, а в 12, и не раз перечитывал.
Экранизации этого романа почему-то тяготеют к стимпанку, и многие, кто книгу не читал, а фильмы видел, думают, что это историческая фантастика. На самом деле это вполне реалистический роман, отступающий, однако, от исторических реалий, как это водится за романами - причём настолько, что это местами может сойти за стимпанк. Роман написан американцем и посвящён событиям американской войны за независимость. Причиной его популярности - и постоянной тихой критики со стороны "высоколобых" - является тот факт, что автор подменяет поединок эпохальных идей поединком характеров: англичанина, прозванного Безупречным, и американца по прозвищу Лис, которые и дали книге имя.
Такой герой, как Болотный Лис, действительно был у американцев. Он, по словам англичан, был серийным насильником и охотился на индейцев для развлечения, как толкиеновские эльфы на гномов. Но героем он был, несомненно - в традиционном смысле слова "герой". Оба персонажа романа - собирательные образы, которые автор трактует как хочет, но Лис чуть ближе к конкретному прототипу. Действие книги начинается с момента _через четыре года после окончания войны_: в нейтральном городе Стелламарис (Звезда Морей) происходит жестокое преступление. Двое старых врагов случайно встречаются на дипломатическом приёме; пара слов, несколько рюмок, потом глубокая ночь, тихая пустая улица - один из них этой встречи не пережил. Второго судят за убийство, и местный прокурор, задача которой - привести убийцу на виселицу, начинает разбираться в этой кровавой и мутной истории.
читать про книгу из паралельного мира дальшеРоман структурно разделен на три линии благодаря трём "репортёрам": Лис, Безупречный и прокурор. Это не только разные люди и разные убеждения, но и совершенно разное восприятие реальности. Прокурор - прежде всего представительница разумной и гуманной правовой/моральной системы. По сравнению с обоими главгероями она, однако, довольно бледна. Интересны прежде всего эти двое, Безупречный и Лис. Безупречный - бессовестный экзистенциалист, весёлый злой провокатор, почти демонстративно циничный и прячущий глубоко в душе гнев и горечь. Это человек, готовый в принципе на всё. Не веря в Бога, Безупречный не видит в мире той абсолютной моральной грани, которой и предстоит человек. То есть не видит грани, кроме страстей, устремлений и смерти. Если Безупречный чему-то и предстоит, то ей, Костлявой, разверстой могиле. Она ему и неизбежность, и друг, и враг. Он идёт по жизни, словно какой-то кровавый Фауст, по чужим трупам и сердцам, и торжествует - пока не натыкается на Лиса.
Главы Лиса - гремучая смесь религиозной сентиментальности с архаической жестокостью, порой переходящей в извращения (из-за чего книга и не рекомендуется детям). Проявления этой жестокости чередуются у него с периодами слезного самобичевания, перетекающего в пьяный религиозный экстаз, истерическую агрессию и опять во взрывы жестокости, за которыми следует опять-таки вина, самоуничижение и рыданья по поводу своих грехов и непролазной внутренней грязи. И так далее до конца. То есть по бесконечному кругу. В этом порочном круге Лис и обитает и не променяет его ни на что, потому что во внутренней своей вселенной он пуп земли, и весь мир и все люди вокруг - для него. Они созданы, чтобы зеркалить его. Несмотря на наличие объективной этической "своей правды", Лис выглядел бы совсем гнусно, если бы автор не проделал следующий трюк. В тексте нигде не сказано, что Лис - католик, но описания и намёки не оставляют другой возможности. Это умное умолчание даёт автору, живущему в стране, где католицизм находится под запретом, шанс раскрыть тему Божественного авторитета как абсолютной моральной грани, одновременно продемонстрировав, каким образом человек ухитряется обезвредить внутри себя эту грань и использовать её не как оружие против, а как _оправдание_ творимого им зла.
Что касается поединка эпохальных идей, то тут автора недопоняли. Идеи автор рассмотрел и пришёл к выводу, что "каждый по-своему оба правы". Вопрос о политике, таким образом, был для автора снят, и осталась несложная, но почему-то не очевидная для чересчур многих мысль, что человек при любых обстоятельствах должен вести себя как человек, а не как дьявол. А чтобы не вести себя как дьявол, следует верить в Бога, и верить следует _правильно_. Это высказывание имплицитно, до него надо ещё добраться, осмысляя прочитанное.
Саша книгу прочёл, возлюбил, неоднократно перечитывал и решительно не понял. Даже годы спустя. С самого начала он идентифицировал себя - как же иначе? - с Лисом, честно веря, что автор того и хотел. В первый раз прочтя книгу, Саша написал красочное школьное сочинение, в котором на голубом глазу изложил свою интерпретацию. Учительница литературы прочла её, пришла в ужас и попыталась с Сашей поговорить. Дескать, может ли это быть, что изуверства такого вот Лиса оправдываются его этической правотой в конфликте? Насколько эта правота вообще не относительна? Разве она абсолютна? Саша упёрся рогом. "Вы говорите это потому," - заявил он учительнице, - "что служите системе, которая лишила нашу Украину независимости, а Лис сражался за независимость от такой же системы. Поэтому он прав, и поэтому в школе нам твердят, что он неправ, и будут твердить, пока эта система жива. За это-то Вам и платят." И он не отступал от своей линии, что бы ему ни говорили. Учительница поняла, что всё бесполезно, и фактически бросила это дело. У неё был ещё не один десяток детей, которым тоже надо было уделять внимание. К тому же Саша не нравился ей. Он с самого детства бывал опасен, а учительница была небольшая, хрупкая женщина. Ей не хотелось оставаться с ним наедине.
Ведьма Надя тоже читала эту книгу, и тоже слишком рано - лет в 11-12. Ей, разумеется, очень понравился Безупречный. С первого (наивного) взгляда он действительно казался безупречным - в своём раскладе и стиле - и сильно напоминал тех, перед кем она преклонялась. Жестокая смерть этого персонажа и когнитивный диссонанс, вызванный несовпадением описанного в книге этико-политического расклада с её собственными устремлениями и страстями, привели к тому, что она долго не перечитывала роман, чтобы не бередить душу. Бывают книги, которые дороги нам, но мы их не перечитываем. Это слишком больно. (У Ниенны с "Сильмариллионом" первое время было так. Потом она создала ЧКА. Литературная боль - исток самого яркого "апокрифического" творчества.) Когда Надя всё-таки преодолела страх перед этой болью, она обнаружила, что книга гораздо объективнее и сложнее, чем ей показалось в детстве. Мессидж "чтобы не вести себя как дьявол, следует верить в Бога, и верить следует _правильно_" она в этот раз прочла, причём целиком - в отличие от Саши, который со временем уловил и взял на вооружение лишь первую его часть. Надя подумала-подумала и заставила себя принять мессидж, хоть это было и нелегко.
С пpичала pыбачил апостол Андpей А Спаситель ходил по воде И Андpей доставал из воды пескаpей А Спаситель погибших людей И Андpей закpичал: Я покину пpичал Если ты мне откpоешь секpет И Спаситель ответил: Спокойно Андpей Никакого секpета здесь нет Видишь там на гоpе возвышается кpест Под ним десяток солдат повиси-ка на нем А когда надоест возвpащайся назад Гулять по воде Гулять по воде Гулять по воде со мной
Hо учитель на касках блистают pога Чеpный воpон кpужит над кpестом Объясни мне сейчас пожалей дуpака А pаспятье оставь на потом Онемел Спаситель и топнул в сеpдцах По водной глади ногой Ты и веpно дуpак и Андpей в слезах Побpел с пескаpями домой.
Видишь там на гоpе возвышается кpест Под ним десяток солдат повиси-ка на нем А когда надоест возвpащайся назад Гулять по воде Гулять по воде Гулять по воде со мной...
О себе, о своёмНормальные писательницы - Семёнова, Камша, Роулинг - рассказывают людям красивые истории о благородных людях, сражающихся за добро, человечность и родину против зла, подлости и предательства. Я же в последние недели увлечённо рассказываю сама себе историю чудовищного эгоманьяка, чья великая трагедия заключается в том, что он убил своего друга, выпил его кровь и с тех пор красиво страдает из-за этого. Если бы подобный выродок попался нам в жизни и попытался плакаться в жилетку, мы бы дали ему мощного пинка со словами "пойди повесься, урод!", но более приличные персонажи моей истории не могут этого сделать, потому что урод сильный и страшный, он сам кого захочет повесит. Тут поневоле сядешь, сделаешь внимательное лицо и будешь слушать. Шаг за шагом он втягивает их, жителей беззащитных утопий, в свой мир - мир грабителей, пиратов, убийц, кровопийц, каннибалов. В реальность Земли, утратившей Идеал, позабывшей мечты за деньги, где сам он - царь, идол, дьявол и Бог. В ефремовское инферно.
Этот мой замечательный негодяй нравится мне ничуть не меньше, чем Киссур Белый Кречет - Латыниной. Это, наверное, плохо обо мне говорит. Впрочем, я не отдам негодяю победу. Уже хорошо.
Как сказал Сталин, смерть одного человека - трагедия, а смерть миллионов - статистика. Концепция "Хеталии" превращает эту статистику обратно в трагедию. Одно дело прочесть пафосную метафору "родина истекает кровью", и совсем другое - увидеть картинку, где персонаж, воплощающий родину, истекает кровью. Особенно если это любимый и дорогой тебе персонаж:
В последний раз я видела такую точную метафорику у Камши, в романе "К вящей славе человеческой", где спойлерсражались друг с другом статуи двух национальных героев.
У неё было мало настоящих этических задач. Большинство этих гипотетических ситуаций предполагали одно, единственно правильное решение, на пути к которому лежала большая жертва. Априори готовый принести себя – и множество других – в жертву, Герман, как правило, вообще не видел проблемы. Он щёлкал такие задачи, словно орехи, ещё в Академии.
- Это не выдумка – вроде как глюк. Оно мне просто представилось. Как будто мы где-то в Сибири – втроём: ты, я и Пернатый Змей. Арсеньева рядом нет, никого нет. Только мы. Не спрашивай, как так случилось. В этой истории Враг побеждён – кажется, Змей его убил. С нашей помощью.
То есть с твоей, перевёл Герман с Надиного на русский. В твоей вселенной вы побеждаете Врага вдвоём – ты и Змей. Показательный дэйдриминг... Арсеньев действительно очень уж медлит с зачисткой, а Саша П. между тем мастерит свои бомбы и режет людей на куски. Власти как будто не реагируют. Причины людям не сообщают. Интересно, сколько народу в Евразии утешается фантазиями о Змее? О Президенте, зачистившем континент – и раздразнившем этим демона – но этого народ не знает – и не допускающем в свою страну террор... Сколько готово при первом же взрыве в городе сменить «беззубую» гуманную систему на твёрдый кулак заморского людоеда?
- ...А там недалеко деревня. Лесорубы. И вот представь себе: всё кончено, Врага нет, кругом пустошь – ты, я и он – и эта деревня – и тут Змей говорит: «Я голоден».
Ветер опустил руку в квадрат двора, потрепал по макушкам деревья, кусты, встряхнул ветви.
- Герман, что бы ты сделал?
- Пригласил бы его на ужин, - сказал Герман. – С воеводой, в Кремле. Змей, говорят, любит стейк. В Кремле готовят прекрасный стейк – я ел. Уверен, он лучше, чем в Вашингтоне.
- А... Надо будет сходить попробовать, - сказала Надя. – А если честно? Герман? Что бы ты делал?
- Я бы его атаковал, - сказал Герман. – Попытался б убить.
Вот так глаза и расширяются от удивления.
- Ты? Убить? Его? Змея?
- Ага. Тут даже вопроса нет.
- Но это же... не поможет.
- Ещё как поможет. – Это не так трудно, как ты думаешь – как думают цивильные вообще. Это возможно, главное – скорость. Неожиданная атака – не только для цели, но и для тебя самого. Он не должен предугадать удар. Вот весь секрет.
Герман не высказал этих мыслей. Он уже понял, что их, возможно, придётся претворить в жизнь, дэйдриминг там или нет. Это, конечно, значило, что Змей для него – потенциальный противник, а это, в свою очередь – что элемент неожиданности утрачен уже сейчас. Змей почует угрозу, как только Герман окажется рядом с ним, и с этим ничего нельзя сделать. Это ничего не меняло.
- Ты знаешь, Герман, он тебя убьёт, - серьёзно сказала Надя. – Ты хорошо дерёшься, но ты ему не чета.
- Я не дерусь, Надя, я убиваю. Чем бы ни кончилось, проблема будет решена.
- Хм...
Она, видно, искала что возразить и не находила.
- А ты бы что делала? – спросил Герман.
- М?
- Ты. – Он ткнул пальцем ей в грудь, в вырез блузки. – Что – бы – сделала – ты?
- Я... предложила бы ему себя. Но это, сам понимаешь, фигня – он бы не согласился, ты б не позволил. Главное, Змей бы не взял мою жизнь. Я уже пробовала – в Ирландии... Сэр Айронхарт... Он выбрал смерть. Я ведьма, Герман, я драгоценность, меня не тронут. Ни при каких обстоятельствах. Разве что если б Змей умирал... Но по задаче это не так.
И она пожала плечами.
- А потом? – настаивал Герман. – Если бы он предложил тебе решать, кто умрёт. Кого бы ты выбрала – меня или лесорубов?
- Лесоруба. - Она нажала на окончание. - Мы говорим об одном человеке, максимум о двух.
- Куда там, - сказал Герман. – Это Пернатый Змей. Знаешь, что было в Южной Америке? Там целые области...
- Тогда и твоя жертва бесполезна. – У неё вдруг стал жёсткий взгляд. – Если он такой монстр. Он бы свернул тебе шею, а потом пошёл в ту деревню... Но есть ещё один вариант. Я предложила бы уйти с ним, если он у нас никого не тронет. Уйти к нему. Навсегда.
- Вот как. Исполнилась бы твоя мечта.
- Дурак, - сказала Надя.
Некоторое время они молчали. Но Герман не мог позволить себе бойкот.
- Прошу прощения, - сказал он. – Занесло.
- Угу. Герман, когда я упоминаю Америку... почему ты становишься такой злой?
Потому что я его ненавижу, подумал Герман. Не так, как ты ненавидишь Врага – твой градус ненависти мне биологически недоступен – но само это чувство – состояние – мне знакомо.
- Потому что, - произнёс он, - Пернатый Змей тоже враг нам. Ещё один Враг с большой буквы В. Когда он говорит с Евразией, каждое слово – вирус, каждая песня – яд. Он брешет, что он всем друг. Если бы мы сошли с ума, бросили щит, поверив в это, нам наступил бы абзац. Финансам, праву, здравоохранению, культуре, сельскому хозяйству, образованию – всему. Аппарат власти бы прекратил работу, переродился в антисистему и погубил континент. Змей наблюдал бы за агонией, так «помогая», что всё становилось бы ещё хуже. Потом прибрал бы к рукам осколки. Ты ещё в детстве набралась его вранья и думаешь, что он ест только плохих ребят – террористов, преступников, тварей Врага. А он ест всех, кто попадётся. Если бы не Москва, Роберт Серпент сожрал бы мир.
Надя открыла рот, чтобы возразить, но Герман жёстко продолжал:
- Он производит беспощадный социальный отбор и выталкивает наверх свои отражения, голодных духов, транслирующих его адский свет, воспроизводящих образ, который Змей видит в зеркале по утрам. С пустыми душами, заплывшими сердцами, улыбками, фальшивыми, как трёхрублёвая монета. Как всё в нём. Не знаю, как можно любить такое чудовище – как можно хранить ему верность, Надя.
- Понятно. – Она не спросила, почему он так думал. Это хороший знак? Нет. – Герман, но если бы ты его атаковал и погиб? Тогда он мог бы меня забрать. Он бы убил тебя, а потом унёс меня с собой за океан. Через Берингов пролив, в Аляску. И всё. Некому было б меня защитить.
- Вот уж об этом я не беспокоюсь, - сказал Герман. - Змей никогда не уносит тех, кто сам того не захочет. Это фундаментальная часть его самоопределения. Не думаю, что он сделал бы исключение для тебя.
the end?
_____________
PS. Имя "Серпент" (Serpent) буквально означает "змей" (тогда как "змея" по-английски - snake). The Plumed Serpent - Пернатый Змей, мезоамериканский бог Кецалькоатль.
где на болотце наше глядит оконце - вооон там, за сизым бугорком - за ручейком - за вечерком - там, за туманом - морем-океаном
-
живёт Гэн, отважный Гэн, сокрушитель крепких стен.
А у Гэна на дворе в золотой конуре на серебряных цепях - а подстилкой служит прах! - живёт Зверь, голодный Зверь - хочешь верь, хочешь не верь!
Каждый вечер по работе или, может, по охоте - башню вздвигнув до небес, расстреляв соседний лес - на свой двор приходит Гэн, повелитель перемен. Хочешь верь, хочешь не верь: со двора выходит Зверь!
Воя, Зверь уходит в ночь и бредёт от дома прочь, с огнём играется, ко тьме ласкается. Зверя рык со дна идёт и до самых до высот!
Зверь гулять отправляется на просторе, переплывает море, пересекает туман и стелется, как обман через чист-ручеёк, через крут-бугорок, через болотце навстречу солнцу - а тут оконце...
Ставни, деточка, закрой, а не то в окно порой может морда поглядеть, могут зубы заблестеть!
и в тот же день сбегала за продолжением в библиотеку, но "Чернильная смерть" на немецком - в оригинале! - мне не пошла. Хочется на родном языке.
Во второй части порадовал тот факт, что Баста наконец нарвался. И не порадовало то, что переводчик неправильно понял и неверно перевёл эту сцену. Мо, он же Перепел, произвёл тык мечом, а не Сажерук.
Я вот запостила рассказ без всяких задних мыслей, люди его читают... а я между тем не подумала, что кого-то может оскорбить название. СС - такая тема, на которую многие не понимают ни шуток, ни тем более высказываний, не сопровождающихся обязательным троекратным проклятием в адрес топика. И эта позиция, в общем, более чем понятна. (Непонятно только, почему об СС и т. п. без проклятий нельзя, а о доминиканцах, например, можно - этически оно что в лоб что по лбу - но это уже другая тема.) А у меня троекратных проклятий нет. То есть есть, но без крика, между строк, и вообще там не тот вопрос обсуждается... Так вот - никто, надеюсь, не оскорбился?
Благодарности - to the usual suspects, а также цитируемым поэтам. Общий список слишком велик и в текст не попал. Чтобы понять исходную ситуацию рассказа, стоит сначала прочесть "Бессонница (Шрам)".
Всю дорогу копится раздражение. Копится, копится... Детская книга. Не для меня. Не надо мне детские книги читать, я слишком старая, мне почти тридцать, слишком начитанная, опытная, слишком хорошо знаю людей и жизнь. Такие книги для деток, неучей и наивных. Как можно принять за страшного злодея Каприкорна, если знаешь, например, немного про Ивана Грозного? Про Влада Дракулу? На фоне этих джентльменов Каприкорн оченно безобиден и дивно цивилизован. А Мо с дочуркой раздражают - Мегги в 12 лет ведёт себя и думает, как восьмилетняя, да и о жизни знает немногим боле; небось сказалось папино воспитание - а Элинор я б быстренько послала нах. Каприкорн и его мать интересны, но выставлены неприятными, сочувствовать им не станешь. Единственно кого там жаль, так это Сажерука.